Книга Похищение Европы  - Юлия Маркова

Одним словом, долго ли коротко ли, но мои скитания по железным и прочим дорогам закончились – и я оказался в той самой воинской части, куда так сильно стремился. По прибытии выяснилось, что это учебно-тренировочный полк, через который проходят все летчики, переводящиеся из строевых частей в ОСНАЗ. В основном это старшие лейтенанты или капитаны, почти все с орденами и медалями; один я среди них был сиротой-сержантом с треугольниками в петлицах, а не кубарями. Впрочем, встретили меня там как старого знакомого и первым делом присвоили мне звание младшего лейтенанта – как выразился командир полка майор Аверин, авансом, чтобы рука не отсохла козырять каждому встречному поперечному командиру, которых тут просто пруд пруди.

Потом я пытался дознаться, в чем там было дело, но наткнулся на объяснение, что это личное распоряжение товарища Сталина: оказывать наибольше содействие людям, включенным в какой-то там особый список. За прочими разъяснениями следовало идти к самому товарищу Сталину. Но я не пошел, просто стал учиться военному делу самым настоящим образом. Ведь если меня включили в какой-то особый список, то я должен был, кровь из носу, оправдать оказанное мне высокое доверие. Помимо всего прочего, инструкторами в нашем учебном полку служили настоящие пленные немецкие летчики из числа тех, что перешли на сторону СССР и вступили в армию так называемой «Свободной Германии». Именно они – иногда через переводчика, иногда через «твоя моя не понимай» – рассказывали нам о сильных и слабых местах немецких самолетов и вступали с нами в учебные воздушные бои на трофейных машинах. Конечно, это была весьма ценная информация, которая должна была помочь нам как можно скорее разгромить проклятых фашистов, но все равно я не понимаю, как это можно было учить вражеских солдат убивать своих соотечественников…

– Понимаешь, Ванья… – сказал мне один такой инструктор, лучше других научившийся болтать по-русски, – мы все быть прокляты, когда пойти за сатанист Гитлер. Германия быстрее терпеть поражение – больше немцев оставаться жить. Ты воевать лучше – всем потом быть хорошо.

Вот такие, понимаешь, пирожки. Впрочем, полтора месяца учебных курсов пролетели для меня незаметно, и в конце марта я уже был распределен в третий авиакорпус ОСНАЗ генерала Худякова, действующий на средиземноморском направлении. Не успел я прибыть в часть и освоиться от почти суточного перелета на Ли-2 с четырьмя промежуточными посадками, как началась итальянская операция. Впрочем, в начале операции боев не было совершенно. Италия то ли сдалась, то ли перешла на сторону СССР… Одним словом, никто так и не понял, что именно она сделала, но итальянские солдаты сопротивления нашим войскам не оказывают, хотя и воевать на нашей стороне тоже не хотят, и итальянские летчики тоже. Вот сегодня, когда стало понятно, что германские бомбардировщики идут бомбить Рим, на нашу подготовку к боевому вылету итальянцы смотрели с интересом, но и только. Никаких шевелений на стоянках, куда оттащили их зачехленные истребители, не наблюдалось. И только когда повсюду завыли сирены воздушной тревоги, итальянские техники и летчики, сбившиеся в группки на окраине аэродрома, проявили признаки оживления. Но наблюдать за этим было поздно. Моя «Лавка» уже шла на взлет.

Перехватили мы немцев километрах в пятидесяти от этого их Вечного Города. Они как раз снижались, чтобы выйти на самый удобный для бомбежки эшелон, а мы, соответственно, набирали высоту. Атака на пологом пикировании с превышения в километр – это, я вам скажу, нечто. Когда «Лавки», набирающие скорость подобно катящимся с горы санкам, достигли шестисот пятидесяти километров в час, пришла команда запускать эресы. Противосамолетные реактивные снаряды по групповой цели запускаются залпом всего полка; и тот, кто видел зрелище трехсот дымных следов, одновременно тянущихся к вражеским самолетам, не забудет его никогда… Попали мы вполне удачно: большинство снарядов прорезало вражеский строй и взорвалось среди немецких бомбардировщиков. Множественные кляксы разрывов черного дыма, буквально испятнавшие вражескую формацию, показали, что свое дело мы сделали хорошо.

Но мне некогда было любоваться на горящие и падающие самолеты. Чуть подправив курс, я выбрал один из тех вражеских бомбардировщиков, что находились буквально передо мной. Энергичное сближение, не глядя на кинувшихся в мою сторону мессеров, (потому что ими займутся «Яшки») – и длинная очередь из пушек вспорола «юнкерсу» мотор и кабину; и вот я, проскочив под вражеский строй, отчаянно тяну ручку на себя, чтобы, выйдя на свечу, заложить боевой разворот. Повторная атака – и еще один вражеский бомбардировщик ныряет вниз в последнее пике с исковерканной пилотской кабиной. Кажется, задымился еще один, который шел с ним рядом; но я не уверен, потому что мне некогда разглядывать дело своих рук. На выходе из атаки оглядываюсь. Поблизости ни одного месса. Им не до меня, потому что с ними отчаянно грызутся «яшки», и мне хочется надеяться, что наши побеждают; и черные дымные следы, во всех направлениях исчертившие небо – это от сбитых мессеров, юнкерсов и дорнье…

В четвертой атаке в мой прицел попадает что-то огромное, четырехмоторное, но при этом с опознавательными знаками люфтваффе. Стреляю в него длинной очередью, но, проработав примерно секунду, пушки умолкают. Впрочем, четырехмоторная летающая тарантасина как бы нехотя накреняется и, выпустив толстый жгут черного дыма, камнем идет вниз. При выходе из атаки торопливо перезаряжаю пушки, но в ответ тишина… Ну да, не бывает одновременных заклиниваний сразу на правой и левой пушке. По неопытности я просто расстрелял все снаряды. Но это уже не имеет большого значения, потому что вражеская формация раздроблена и потеряла больше половины самолетов, а остальные для уменьшения веса были вынуждены вывалить свой бомбовый груз куда попало, а не на городские кварталы. Чтобы поддержать товарищей, делаю еще несколько «пустых» атак… Но вот поступает команда собираться в группу и возвращаться на аэродром – а это значит, что боеприпасы на исходе у большинства машин, а не только у меня одного. Оглядываюсь по сторонам. Наши на месте в строю почти все, чего не скажешь о немцах, большинство которых догорает по кустам… Это был мой первый бой, и даже не верится, что в нем я сбил целых четыре вражеских бомбардировщика!

07 апреля 1943 года, 17:35. Рим, Ватикан, Апостольский дворец, Папские апартаменты.

Пий XII, урожденный Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли, Папа Римский.

С балкона Апостольского дворца Папа Римский имел возможность наблюдать за тем, что творилось в утреннем небе над Римом. К Городу удалось прорваться только единичным бомбардировщикам – самым настырным, остервенелым и везучим; и все они были сбиты еще до того, как прицельно сбросили свой смертоносный груз. Пий XII лично видел, как валились с неба крашеные серой краской бомберы, как вздымались султаны взрывов там, где упали торопливо скинутые бомбы или пылающие самолеты. Он лично слышал вой сирен пожарных машин и видел вздымающееся пламя и дым там, где Вечный Город был все же ранен этими нацистскими отродьями Сатаны. Там раздавался плач и стоны боли, но в масштабах огромного города потери и жертвы были незначительны. Все могло обернуться хуже, гораздо хуже, если бы русские не пригнали сюда свой авиакорпус особого назначения.